Ансамбль «Жаворонок»
Ансамблям нашего жанра была поставлена очень сложная задача: не отвратить слушателя статичностью и примитивностью, но и не затереть музыкальностью, не испортить излишней театрализацией. Всегда было грустно осознавать, что чем больше количественный состав ансамбля, тем короче его жизненный путь. Ансамбль «Жаворонок» прожил долго. Я беседую с Дмитрием Дихтером, который отдал ансамблю около десяти лет жизни…
- Дима! Вы организовались в 1967 году? А с чего вдруг? Откуда взялись такие смелые?
- Мы все в МАИ учились на 2 курсе. Я как-то не очень отдавал себе отчет, что я буду песни петь под гитару. Ну, я так пел там сам для себя. Я тогда не знал, что это все называют авторской песней.
- А какие песни ты пел?
- Что-то Высоцкого, что-то Визбора, Окуджаву. Там много было чего, но я не знал толком чье это все. Да особо-то и не интересовался...
- А играл тогда уже на шестиструнке?
- Я играл на 7-ми. А когда поступил в МАИ в 66-м году, прибился к туристам и как раз там шла подготовка к осеннему слету. Прибился к ...Николаю Ильину - он был первый президент КСП, вокруг которого мы все позднее сплотились. Для меня там впервые прозвучала аббревиатура КСП.
Коля Ильин как-то в меня сразу вцепился - увидел во мне лидера, с которым можно песни разучивать. Было такое собрание московских вузов, которое проводил Серега Чесноков, в своей общаге, на метро "Академическое", для аспирантов МИФИ. Серега был в то время таким московским лидером. Он собрал тогда несколько вузов: МИФИ, МГУ. Говорил, что если мы вот так объединимся несколькими вузами, то можно выходить в горком комсомола, заявлять о себе как о новом молодежном объединении.
- И что вот именно тогда впервые прозвучало "К.С.П." ...
- Чесноков сказал, что называть это центром не хочется, потому, чтоб не подумали, что это такая организация и пусть это будет такой студенческий клуб. Назовем это клубом студенческой песни - К.С.П.
- А! Вот оно в чем дело-то! Студенческая песня это все-таки была, а не самодеятельная.
- Студенческая.
Ну вот, Костарев и Синявский - мои одногодки, той осенью уже появились, и мы вместе тогда ходили на занятия клуба и чего-то даже пели.
- С одного факультета вы были, да? А курс один?
- Один, один. Это потом нас развели на 2 факультета. А Сашка Воронов на следующий год появился. Но мы особо не идентифицировались. Разучивали песни так на раз. Понимаешь? А в 67-м мы уже чего-то подготовили и выступили.
- Какой-нибудь концерт был?
- По-моему на фестивале института, как представители факультета.
- А кто-то еще пел на голоса в МАИ?
- Все пели на голоса. Мы специально все песни разучивали на голоса.
- На простые интервалы?
- Вообще-то не на простые, совсем не простые. Этот половину поет так, этот - так.
Мы иногда большими толпами куда-нибудь ездили. Например, году в 73-м человек 12 поехали кататься на горных лыжах на Кольский... И от нечего делать на вокзале запели всей толпой. Все пассажиры аж обалдели. Вообще базой этого КСП МАИ был хор академический. Ну и поэтому в принципе все умели петь на голоса. А я так вообще еще в школе пел.
- А ведь в то время уже были ансамбли, которые выступали, звучали со сцены, да? Ансамбль Биофака, ансамбль МИФИ - кому вы наверняка, все-таки, подражали?
- Сейчас я тебе скажу. Значит... мы вот этим составом вчетвером поехали на Грушинский фестиваль. Выучили перед этим 3 песни. И вот мы их полностью содрали у ансамбля Песковского. Трио Песковского - помнишь такой ансамбль?
- Да! Это было очень здорово! А какие песни содрали помнишь?
- Помню. "Контрабандисты", "Амазонка" Берковского. И еще одна песня, мы ее чуть-чуть переделали. Ночная песня "Аве Мария".
- А! Была такая. Я помню ее. Очень красивая.
- Ну да. Это мелодия латиноамериканская из какого-то шлягера.
- А квинтет Никитина был тогда уже?
- Я думаю, что он уже был, но... мы на концерты-то не ходили. Мы не очень-то жили светской жизнью. А наверно тогда же, году в 69-м, мы стали по концертам ходить. По разным. Я тогда впервые на концерте Окуджавы был. Потом тогда же на концерт Высоцкого попал.
- А ты у них был все-таки кто? Заводила? Лидер или нет?
- Ну да. Наверное, я все-таки был неким лидером, хотя всегда декларировал равенство. Скорее я был мотором и организатором творческим. Аранжировки придумывал, хотя некоторые аранжировки придуманы и Витькой Синявским. Он у нас был единственный с музыкальным образованием.
- А как вы оказались постоянными участниками Грушинского фестиваля?
- Пришло приглашение на какой-то слет... Почему-то в Куйбышев... Они поехали без меня. Четвертым поехал Коля Ильин. Тот самый начальник. Он подхватывал все, что угодно. Но он вообще варился в этом во всем, знал наш репертуар. Он врубался на раз. Они там отпели, стали лауреатами. Потом приехали, стали: "Ооо Грушинский фестиваль, Ооо Волга!". И я на следующий год, конечно, поехал и был потрясен совершенно. Это отдельная история. Я вообще одессит. Я родился в Одессе. Часто там бывал. И сколько себя помню - плавал. Плавал в море. И вот знаешь, когда я увидел Волгу, я вдруг разлюбил морскую волну. Я офигел от такого количества пресной воды.
- Значит каждый год вы туда ездили, ездили и уже привыкли... к собственному лауреатству.
- Нет, не каждый год. Сейчас тебе скажу: в 69, 70, 72, 74-м. Вот так по-моему. А! В 72 году мы, по-моему, стали лауреатами и потом вроде каждый год. А в 75-м Городницкий нам сказал, что нас не выпустит.
- А драматургия чья? Я вас в начале 70-х на Грушинском видел, вы там выступали здорово - целую сценку разыграли, кто это все выдумывал?
- Да тоже как-то вместе.
А репетировали часто?
- Ну, мы вообще-то не особо часто репетировали. Закончив институт, у нас пошла полоса профессиональной работы. Мы себя осознали как коллектив, который ездит, деньги зарабатывает. Я уже работал в КБ инженером, но, пожалуй, на этом деле я зарабатывал побольше, чем в КБ...
- По паре раз в месяц выезжали на концерты, наверно, да?
- Да, выезжали. Ну и по Москве были концерты.
А перестали мы быть "Квартетом МАИ" в 72 году, когда уже все окончили институт. Сашка Воронов тоже уже закончил вечерний. Мы приехали на Грушинский. У нас был руководитель делегации, который вдруг начал нами руководить. То есть вот эта песня не пойдет и т.д. А нас тогда хотели направить на конкурс политической песни в Берлине. Вот. И одна из главных песен, которую мы там собирались петь - это "Молитва Джордано Бруно". "... Да поможет нам Бог, нам, не верящим в Бога". И нам ее утвердили. Комитет комсомола.
И вот на Грушинском нам ее запретили петь. Мы говорим этому руководителю:
- Ну в Берлине-то можно?
- В Берлине можно, а здесь нельзя. Там поймут, а здесь не поймут. Мы встали на уши.
- А кто ты такой?! Вот будем петь и все. Значит, мы тебе не подчиняемся.
- Ах, вы не подчиняетесь? Значит вы не какой не "ансамбль МАИ".
И вот на Грушинском мы за 5 минут придумали себе название.
- И вот тогда и назвались "Жаворонок, да? И почему?
- Не знаю. Был тогда в Москве славный коллектив: театр-студия "Жанр". Мне очень нравилось его название и я его предложил. А потом уже мы начали обосновывать... "Это единственная птица, которая поет в полете" и т.п.
- Ну, это ты загнул. Совсем не единственная. Вон ворона, тоже иногда поет в полете, но довольно гнусно.
- Ну, Леш, мы ж не орнитологи...
- Значит, вы только в 72 году "Жаворонками" стали, да? А с 75-го уже перестали выступать в конкурсах?
- Скажу тебе, что эти 3-4 года мы были наиболее востребованы. Ну а потом, у всех семьи, дети... И мы стали потихоньку отказываться от выступлений. И в году 79-м уже не выступали. Вот в 97, 98 годах мы вдруг загорелись идеей что-то реанимировать. Собрались, составили концертную программу. И с ней выступали. Самый большой концертный зал, кажется, был Дом Журналиста. Даже пару новых песен пели.
- Скажи, а что было в творчестве ансамбля главное?
Это все менялось. В 1975-76 году мы застопорились - новые песни учить перестали. И в общем составе перестали сходиться на концерты. В то время меня уже стало тащить на какую-то другую литературу. Ребята-то больше хотели развлекаться. Нет, я против этого особо ничего не имел.
Ну я вот приходил со своей программой. Какие-то новые песни им совсем не нравились. Потом мы почти было сошлись на идее сочинить самим такую литературно-музыкальную композицию по ранним стихам известных поэтов. Я даже написал одну песню. Так она и зависла.
- И что, вот поэтому так все и остановилось?
- Да нет! Там все вместе навалилось. Понимаешь, все тяжелее и тяжелее было собираться. Работа затягивает. Семьи уже, дети пошли. Тяжело стало. В общем, по совокупности всех причин мы расстались. Потому, что мы перестали работать, стали дружить, просто дружить, понимаешь...
С Дмитрием Дихтером беседовал Алексей Брунов.
"Люди и Песни" №6/ноябрь-декабрь/2005